Читаем без скачивания Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями] - Леонид Алёхин

На Севере говорят, что вериди «испортились». Они превратились в черных саллахов с холодным и недобрым сердцем. Это случилось в те дни, когда Великий Тангу повел своих всадников против Народа эрвидоров. И покорил их. А вслед за эрвидорами под его ночные знамена пришли и саллахи. Провозгласив вместе с Великим Тангу «Акмеон без людей!». Немало баров полегло от их рук.

— Я знаю, что было дальше! Озерный Лорд собрал своих рыцарей и здорово наподдал Великому Тангу. И эрвидорам! И саллахам!

— Наподдал он правда здорово, — покивал Дан. — Так, что эрвидоров и саллахов можно увидеть теперь только на картинках. Да и тангу, что остались после Войны Башен, уже не те. К счастью, не те.

Миха вспомнил тангу, живших на окраине Хлада. Смешные, кривоногие, медлительные. Если хочешь им что-то объяснить, приходится повторять по нескольку раз. Вечно пахнут псиной. Да уж, не похожи на страшных завоевателей, покоривших полконтинента.

Он подумал о Хатэ, дочери Майатэ, охотнице. О ее стрелах, не знавших промаха и пощады. О гладкой коже, пахнущей не собачьей шерстью, а снегом и хвоей. Она была другой.

Сердце защемило. Наверное, такими, как Хатэ, были ее предки. Лихие волчьи всадники, кутавшиеся в северную ночь, как в плащ.

Рука Михи нашарила шнурок с костяными висюльками. Он носил его на груди не снимая. Свою собственную память о маленькой охотнице.

Дан смотрел на него, наклонив голову набок.

— Ты пока еще мальчишка, — задумчиво сказал Дорожный Рыцарь. — Но глаза твои видели многое. Когда-нибудь придет твой черед рассказывать, Миха.

Сын Атмоса кивнул. Мол, заметано.

— Саллахи ушли, — рассказывал дальше Молот. — Но в горах до сих пор верят, что они не сгинули. Что в недоступных нам пещерах все еще раздается стук их молотов и шкворчание паровых машин. И что в дни, когда полная луна касается вершины Пика Вериди, они тайком проникают в наши дома и крадут детей, чтобы выращивать из них слуг. А взамен они оставляют корп-дериах — «подменного человека». Слепленного из соленого горного снега с куском льда вместо сердца.

В горах верят, что корп-дериах вырастают злыми и коварными, как их создатели. На уме у них нет ничего, кроме предательства. Клану, который приютил у себя подменыша, грозит скорая гибель.

Ничего удивительного, что в ночь полнолуния у дома кузнеца клана Змея собралась толпа с факелами. Ведь сразу после захода солнца его жена родила близнецов. Один из них оказался нормальным младенцем. Второй был мал, как недоносок, но голосил за двоих, а все его тело покрывали черные волосы.

Взгляд Дана затуманился. Миха понял, что очень мало кому доводилось слышать его историю. Его и Дериха. Дерих-дериах. Сын Атмоса догадывался, как повернулось дело дальше.

— У старейшин не было сомнения — в доме кузнеца завелся корп-дериах. Они потребовали отдать им «подменного человека». Младенца отнесли бы в пещеру, посвященную Змею, и оставили там. Такая жертва отвела бы от клана беду.

Миху передернуло.

— К счастью, кузнец не послушался старейшин. К счастью для своего сына. И, если верить злым языкам, на беду для себя. В день, когда близнецам исполнилось по семь лет, он попал под обвал. Все, что от него осталось, — камень с круглой дыркой. «Саллахов зрак», подарок побратима-южанина. Жена отыскала его среди камней, схоронивших под собой ее мужа.

В тот же год старейшины забрали у вдовы одного из сыновей. Того, кого они до сих пор считали корп-дериахом, повинным в смерти собственного отца. Его ждала пещера Змея, если бы не бродячий цирк, чудом оказавшийся в наших краях. Его хозяину был нужен мальчишка на подхвате. И старейшины продали «подменного человека» циркачам, убив разом двух зайцев. Отвели беду от клана и поправили свои дела.

Оставшемуся брату было предназначено со временем стать новым кузнецом. Благо он во всем наследовал своему отцу. Кроме одного. — Дан криво усмехнулся. — Его вовсе не тянуло продолжать отцовское дело.

Куда больше наковальни и молота мальчишку привлекала пара чудом завалявшихся в доме кузнеца книг. По ним он с помощью матери, владевшей кое-как грамотой, выучился читать. Из них он узнал о мире за частоколом своей деревни. Полюбил его. Так сильно, что однажды решил повидать этот мир сам. От края до края. И найти в нем своего брата, которого он любил не меньше.

— Мальчишка этот был ты, Дан? — не выдержал Миха.

— И да, и нет, — покачал головой гигант. — Мальчишку тогда еще не звали Дан, у него было другое имя. Ему еще много предстояло увидеть и пережить, чтобы стать мной. И обрести утраченного брата.

Дорожный Рыцарь улыбнулся. На этот раз широко, по-настоящему.

— Вот Молотом его тогда уже называли. Он украл инструмент из отцовской кузницы и проломил им частокол, перед тем как убежать. Было Молоту тогда четырнадцать лет.

— Мне тоже четырнадцать, — гордо сказал Миха. Дан-Молот внимательно смотрел на него.

— Думаю, и за твоей спиной сыщется сломанный частокол, мой молодой друг, — сказал он.

Как черту подвел.

Миха всенепременно собирался узнать, что же случилось дальше. Как складывались поиски Дериха и откуда взялся железный «Молотобоец». Вопросы так и теснились у него в голове.

Им помешали. Оглушительно хлопнув дверью, в кедровом зале объявился верный спутник Дериха и Дана. Сквайр Тинкин. В неизменном балахоне, камзоле, шляпе с двумя перьями. И с длинной палкой.

«Держись от нее подальше, малыш, — предостерег он однажды Миху по поводу палки. — Оса не любит чужих».

Обиднее всего было, что Тинкин, на вид никак не старше двадцати лет, назвал Миху «малышом». А посох, возлюбленную свою Осу (что еще за имечко для палки?), он все равно никогда не выпускал из рук. Даже во сне.

В общем, Миха недолюбливал зеленого сквайра.

— Салют тебе, Дан! — Тинкин с маху плюхнулся на лавку. — Привет, малыш. Пиво?

Он сунул нос в кружку Молота.

— Сходи на кухню, тебе нальют, — горец накрыл кружку ладонью. — А лучше просохни хотя бы денек.

— Я за сегодня не выпил ни капли, — возмутился Тинкин. — Не считая кружки скверной бормотухи, разливаемой возле Котла. Местные жители уверяют, что это сидр. Не понимаю, откуда сидр в краю, где нет и не может быть яблок. Из шишек они его, что ли, гонят?

— Ты был у Котла. Какие новости?

— Новости, — Тинкин замялся. Михе показалось, что за его напускной беззаботностью что-то кроется. — Новости есть хорошие, есть так себе и есть очень скверные. С каких начнем?

— Давай с хороших.

— Нашу грамоту приняли. Мы — участники Турнира.

— Это правда хорошие новости, — Дан стукнул кулаком по ладони. — Отличные новости. За это я даже разрешу тебе выпить.

— Погоди. Еще не все. Вот тебе на сладкое — Виг Бартей не приехал за Чашей.

— Дану?

— Вести из первых рук. Служанка Управителя Горобея, ты должен ее знать. Черненькая с…

— Без лишних подробностей.

— Слушаюсь. Так вот, на Юге намечается крупная заварушка. Обещаны немалые деньги. Виг подался под знамя мантикора. Говорят, ходит теперь в капитанах.

— Ясно, — Дан побарабанил пальцами по столу. — Одной головной болью нам меньше. Что там дальше? Трави.

— Дальше хуже, — Тинкин поморщился. — Тебе особенно, думаю, будет неприятно, дружище. Толстого Карева тоже не будет. Не спеши радоваться. Совсем не будет. Спекся наш Толстяк.

— Где? Как? — Все хорошее настроение Дана сняло враз.

— Моя чернавка не знает подробностей. Шел с купеческим обозом из Самана в Хамон, в болотах их ждала засада. То ли засадили в него «перстом», то ли утонул. Шутка ли, в болота на «Крушителе».

— Эх, — только и сказал Дан. — Карев, Карев…

Взял со стола кружку и выплеснул остатки пива на пол. Знакомый обычай. Так делают Следопыты, когда кто-то свой не возвращается из обхода.

Помолчали.

— Ладно, давай, что там дальше, — нарушил тишину Дан. — Хуже не будет.

— Ошибаешься, — Тинкин смотрел вниз, под стол. Вертел посох между ладоней. — На доске участников я видел грамоту с Черной Рукой.

Молчание на сей раз держалось дольше. Оттенок у него был другой, не печальный, грозный.

— Ты не ошибся?

— Я бы рад. Но нет. Да и на улицах уже шепчутся о Железноликих.

— Что такое Черная Рука? Кто такие Железноликие?

Дан и Тинкин обернулись к Михе.

— Слушай, малый, — сказал сквайр. — Может, тебе пойти прогуляться? Поесть сахарной ваты?

— Пусть сидит. Тебе-то что?

— Ну уж нет, — Миха изо всех сил старался не показать обиду. — Вы тут разговаривайте. Я пойду. Поем ваты, ага.

Он вышел из-за стола и быстро затопал к выходу. Сжал со всей силы зубы. «Жаба, лягушка болотная, склизкая. Пропойца», — бормотал он про себя в адрес Тинкина.